I
Ночь в никотине, саване и
вранье.
Даже не спрашивай, как моё
ничего.
Краски сгущая, движется в голове
гадость, предчувствие черепно-
мозговой.
По-человечески если:
светлеет, я
и не ложился, время отдав
заре.
Перемывают косточки октября
темные заводи, заповеди
вчерне.
Сумерки послезапойные,
опохмел
на ноги утром ставит.
Когда трава
выпустит свои когти, я стану нем,
глух, неестественно весел
и виноват.
Перед тобою. Если душой
кривить:
с волком по-волчьи, каждому
по греху.
Но возвращаясь, ночь в никотине, в
саване, и деревянный стоит тулуп.
Прямо сказать: всё одурь,
поди проспись.
Вой рикошетом, вставшие
поезда.
Что оседает в сердце? Под голубым
небом есть город мерзости
и стыда.
II
о чём ты, боже, лаем во дворе скажи, прильни ко мне,
я жил, кормил безмолвие собой,
но нет житья, и след простыл, и самое обидное -
дожди над петроградской стороной.
о чём ты, боже, о воде грунтовой? коркой наледи?
как я не слышу - знает тишина,
о чём ты говоришь, троянский конь, ушедший замертво,
не в силах больше память удержать.
III
Страх, нервотрепка и трепет, и нечего
здесь говорить, мол, промзона, мол, дым
к небу влачит выхлопные конечности,
колюще-режущим движется мир.
Дерево крошится птицами в синюю
пепельницу после меткой стрельбы,
я — то же дерево, рвусь я чернилами
ручки в конспекте, и это мой стиль.
Кто тебя выдумал, строки бегущие,
пятки сверкают, колдырит сосед,
я жил с тобой, прижав ноги липучками
рваных кроссовок к холщовой земле.
Снишься мне издавна, признаки ранние
вшивости тела, разлитая ртуть,
где же я вычитал это призвание
слово пускать Твое по существу,
я, забинтованный белой Массандрою,
влево шаг, вправо, расходится шов,
ночь окуная неправдами, правдами
в воду холодного «это прошло?»,
«нет» — мартиролог, наличие скепсиса,
презервативы в аптеке Горздрав,
трепет и страх, листовидное лезвие
капитализма лобзает меня.
IV
Твоя взяла — расходятся круги,
не претендуя на вместимость слова,
снег по воде ступает, в лёгких дым,
и кашель видит свой конец в ладони.
Ты от звонка в чужую дверь проснёшься,
застав от ночи хвост, когда она
уйдёт — какая может быть учёба?
Тут даже слов не можешь подобрать.
Молчунья
Ты причуда моя, ты молчунья, завтра солнце взойдет синим пламенем,
пробежит пухом слезоточивым июнь и на рельсах трамвайных скончается.
Твои пальцы целую, дурю, немота, сколько можно зиять недомолвками,
верно ждешь, из глазниц моих выпадет снег и развеется пылью подсолнуха?
Давай хищной пощечиной выйдем, раздрай, расщепление, после — соцветие,
по шаверме возьмем и пойдем загорать в новолуние в парк трехсотлетия?
Губы пьют твои шёпот солёной воды, ты ли рядом сидишь в позе лотоса?
Ты же вечно не здесь, ты вьюном — я Вийон, на пальто нахожу твои волосы,
я филонил, ждал даму в зелёном, химичил, а ты где была накануне ты?
чем жила, знала нож канцелярский, квартиры, где насморк и выходки шумные?
Недотрога моя, выходи, я ведь жду у общаги обглоданным мальчиком,
я не вижу во тьме темноты, лишь минуту молчания газовых лампочек.
